В глубине зеркала струился вечерний пейзаж, то есть не сам пейзаж, а тоже его отражение, и обе отраженные картины наплывали двойным кадром, как в кинофильме. Между фоном и действующими лицами отсутствовала какая бы то ни было связь, призрачная иллюзорность действующих лиц и зыбкий бег пейзажа растворялись друг в друге и создавали мистический мир символики. Это ощущение было настолько сильным, что Симамура застыл от восторга, когда на лице девушки вдруг вспыхнул огонек, засветившийся где-то в поле.
Отраженное в стекле лицо закрывало часть пейзажа за окном, но вокруг постоянно мелькали образы вечера, и поэтому лицо казалось прозрачным. И все же невозможно было из-за непрерывного мелькания убедиться, действительно ли прозрачно это лицо. Создавалась иллюзия, что вечерний пейзаж бежит не на заднем плане, а прямо по лицу девушки.
"Отраженное в стекле лицо мужчины производило впечатление спокойствия и умиротворенности, может быть, только потому, что он смотрел на грудь девушки. Да и вообще, казалось, весь он, сломленный болезнью, источал какую-то едва заметную, но сладостную гармонию. Ему под голову был подложен шарф, свободный конец которого прикрывал его рот и щеки, а как только он наползал на нос, девушка, не дожидаясь просящего взгляда мужчины, мягким движением его поправляла. Она делала это бесконечно часто и совершенно естественно, и наблюдавший на ними Симамура почему-то приходил от этого в раздражение. А еще она все время поправляла подол пальто, укутывавшего ноги мужчины. И тоже естественно, без всякой нарочитости. Очевидно, она утратила представление обо всем окружающем и вся была устремлена в никому неведомую, свою даль. У Симамуры создалось впечатление, будто не чужое горе он видит, а бесконечные фокусы какого-то странного сна. Может быть, потому что он видел это отраженным в зеркальном стекле.
В глубине зеркала струился вечерний пейзаж, то есть не сам пейзаж, а тоже его отражение, и обе отраженные картины наплывали двойным кадром, как в кинофильме. Между фоном и действующими лицами отсутствовала какая бы то ни было связь, призрачная иллюзорность действующих лиц и зыбкий бег пейзажа растворялись друг в друге и создавали мистический мир символики. Это ощущение было настолько сильным, что Симамура застыл от восторга, когда на лице девушки вдруг вспыхнул огонек, засветившийся где-то в поле.
После захода солнца небо над далекими горами еще сохраняло бледную розоватость и пейзаж за оконными стеклами еще не полностью расплылся во мгле. Но у пейзажа остались только контуры, краски исчезли, и все вокруг: горы, поля - казалось очень унылым, обыденным, лишенным каких-либо примечательных черт. И все же была в этом пейзаже некая страстная напряженность, как в неуловимом потоке чувств. Из-за лица девушки, конечно. Отраженное в стекле лицо закрывало часть пейзажа за окном, но вокруг постоянно мелькали образы вечера, и поэтому лицо казалось прозрачным. И все же невозможно было из-за непрерывного мелькания убедиться, действительно ли прозрачно это лицо. Создавалась иллюзия, что вечерний пейзаж бежит не на заднем плане, а прямо по лицу девушки.
В вагоне было не очень светло и зеркало было ненастоящим, оно не отбрасывало света, не давало отчетливого изображения. И Симамура, смотревший в зеркало, постепенно забыл о нем, он видел только девушку, плывущую в потоке вечернего пейзажа.
Именно в этот момент на лице девушки и вспыхнул огонек. Отраженный огонек был слабым и не погасил настоящего огонька за окном, но и тот, настоящий, не погасил своего отражения. Огонек проплыл сквозь ее лицо, однако не осветил его - это был холодный, далекий свет. И все же зрачок вдруг вспыхнул в тот момент, когда огонек наплыл на отраженный в стекле глаз, и это был уже не глаз, а прекрасный, загадочный, фосфоресцирующий светлячок, плывущий в волнах вечерних сумерек.
Йоко не замечала, что за ней наблюдают, все ее внимание было поглощено больным. Но если бы даже она обернулась в сторону Симамуры, она бы увидела не свое отражение в стекле, а смотрящего в окно мужчину и все равно бы ничего не заметила
Наблюдая украдкой за девушкой, Симамура совершенно забыл, что ведет себя по отношению к ней не очень-то красиво. Его увлекла ирреальность зеркала, отражавшего вечерний пейзаж.
Возможно, из-за этой же ирреальности он вдруг почувствовал себя персонажем какой-то повести и проникся еще большим интересом к девушке в тот момент, когда она - тоже чрезвычайно серьезно - заговорила с начальником станции.
Когда поезд отошел от станции, темнота за окнами стала непроницаемой. Зеркало, как только исчез поток пейзажа, утратило свою магическую силу. Правда, красивое лицо девушки все равно в нем отражалось, но в этой красоте была прозрачная холодная ясность, несмотря на нежную заботу, проявляемую девушкой к своему спутнику, и Симамура не стал больше протирать запотевшее стекло.
Но любопытству Симамуры было суждено вспыхнуть еще раз: девушка и ее спутник сошли на той же станции, что и он. Симамура даже обернулся к ним, словно они имели к нему какое-то отношение, и его взгляд спрашивал: что же дальше? Но он тут же устыдился своего поведения, совсем уж неприличного, да и холодный воздух, обдавший его на платформе, подействовал отрезвляюще. Не глядя больше в их сторону, Симамура перешел путь перед паровозом.
Когда мужчина, держась за плечо девушки, хотел тоже перейти путь, станционный служащий взмахом руки остановил их.
Из мрака возник длинный товарный состав и скрыл их от Симамуры."
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
no subject
Переводчик, Зея Абдул Карим оглы РАХИМ, - личность загадочная и легендарная.
no subject
тоже его отражение, и обе отраженные картины наплывали двойным кадром, как в
кинофильме. Между фоном и действующими лицами отсутствовала какая бы то ни
было связь, призрачная иллюзорность действующих лиц и зыбкий бег пейзажа
растворялись друг в друге и создавали мистический мир символики. Это
ощущение было настолько сильным, что Симамура застыл от восторга, когда на
лице девушки вдруг вспыхнул огонек, засветившийся где-то в поле.
Отраженное в стекле лицо закрывало часть пейзажа за окном, но вокруг
постоянно мелькали образы вечера, и поэтому лицо казалось прозрачным. И все
же невозможно было из-за непрерывного мелькания убедиться, действительно ли
прозрачно это лицо. Создавалась иллюзия, что вечерний пейзаж бежит не на
заднем плане, а прямо по лицу девушки.
no subject
умиротворенности, может быть, только потому, что он смотрел на грудь
девушки. Да и вообще, казалось, весь он, сломленный болезнью, источал
какую-то едва заметную, но сладостную гармонию. Ему под голову был подложен
шарф, свободный конец которого прикрывал его рот и щеки, а как только он
наползал на нос, девушка, не дожидаясь просящего взгляда мужчины, мягким
движением его поправляла. Она делала это бесконечно часто и совершенно
естественно, и наблюдавший на ними Симамура почему-то приходил от этого в
раздражение. А еще она все время поправляла подол пальто, укутывавшего ноги
мужчины. И тоже естественно, без всякой нарочитости. Очевидно, она утратила
представление обо всем окружающем и вся была устремлена в никому неведомую,
свою даль. У Симамуры создалось впечатление, будто не чужое горе он видит, а
бесконечные фокусы какого-то странного сна. Может быть, потому что он видел
это отраженным в зеркальном стекле.
В глубине зеркала струился вечерний пейзаж, то есть не сам пейзаж, а
тоже его отражение, и обе отраженные картины наплывали двойным кадром, как в
кинофильме. Между фоном и действующими лицами отсутствовала какая бы то ни
было связь, призрачная иллюзорность действующих лиц и зыбкий бег пейзажа
растворялись друг в друге и создавали мистический мир символики. Это
ощущение было настолько сильным, что Симамура застыл от восторга, когда на
лице девушки вдруг вспыхнул огонек, засветившийся где-то в поле.
После захода солнца небо над далекими горами еще сохраняло бледную
розоватость и пейзаж за оконными стеклами еще не полностью расплылся во
мгле. Но у пейзажа остались только контуры, краски исчезли, и все вокруг:
горы, поля - казалось очень унылым, обыденным, лишенным каких-либо
примечательных черт. И все же была в этом пейзаже некая страстная
напряженность, как в неуловимом потоке чувств. Из-за лица девушки, конечно.
Отраженное в стекле лицо закрывало часть пейзажа за окном, но вокруг
постоянно мелькали образы вечера, и поэтому лицо казалось прозрачным. И все
же невозможно было из-за непрерывного мелькания убедиться, действительно ли
прозрачно это лицо. Создавалась иллюзия, что вечерний пейзаж бежит не на
заднем плане, а прямо по лицу девушки.
В вагоне было не очень светло и зеркало было ненастоящим, оно не
отбрасывало света, не давало отчетливого изображения. И Симамура, смотревший
в зеркало, постепенно забыл о нем, он видел только девушку, плывущую в
потоке вечернего пейзажа.
Именно в этот момент на лице девушки и вспыхнул огонек. Отраженный
огонек был слабым и не погасил настоящего огонька за окном, но и тот,
настоящий, не погасил своего отражения. Огонек проплыл сквозь ее лицо,
однако не осветил его - это был холодный, далекий свет. И все же зрачок
вдруг вспыхнул в тот момент, когда огонек наплыл на отраженный в стекле
глаз, и это был уже не глаз, а прекрасный, загадочный, фосфоресцирующий
светлячок, плывущий в волнах вечерних сумерек.
Йоко не замечала, что за ней наблюдают, все ее внимание было поглощено
больным. Но если бы даже она обернулась в сторону Симамуры, она бы увидела
не свое отражение в стекле, а смотрящего в окно мужчину и все равно бы
ничего не заметила
Наблюдая украдкой за девушкой, Симамура совершенно забыл, что ведет
себя по отношению к ней не очень-то красиво. Его увлекла ирреальность
зеркала, отражавшего вечерний пейзаж.
Возможно, из-за этой же ирреальности он вдруг почувствовал себя
персонажем какой-то повести и проникся еще большим интересом к девушке в тот
момент, когда она - тоже чрезвычайно серьезно - заговорила с начальником
станции.
Когда поезд отошел от станции, темнота за окнами стала непроницаемой.
Зеркало, как только исчез поток пейзажа, утратило свою магическую силу.
Правда, красивое лицо девушки все равно в нем отражалось, но в этой красоте
была прозрачная холодная ясность, несмотря на нежную заботу, проявляемую
девушкой к своему спутнику, и Симамура не стал больше протирать запотевшее
стекло.
Но любопытству Симамуры было суждено вспыхнуть еще раз: девушка и ее
спутник сошли на той же станции, что и он. Симамура даже обернулся к ним,
словно они имели к нему какое-то отношение, и его взгляд спрашивал: что же
дальше? Но он тут же устыдился своего поведения, совсем уж неприличного, да
и холодный воздух, обдавший его на платформе, подействовал отрезвляюще. Не
глядя больше в их сторону, Симамура перешел путь перед паровозом.
Когда мужчина, держась за плечо девушки, хотел тоже перейти путь,
станционный служащий взмахом руки остановил их.
Из мрака возник длинный товарный состав и скрыл их от Симамуры."